Борис Осипович Солоноуц - первый декан НГУ

К нам в 401-ю комнату Борис Осипович (еще не догадывались, что он – БОС) пришел в первый же день, как мы заселились. Странно, ведь никто еще не успел провиниться. Оказалось, что просто в гости. Тоже чудно, чтобы декан ходил в гости. Усадили на единственный имеющийся стул, предложили чаю. «Покрепче, пожалуйста, и без сахару». Потом БОС будет приходить в нашу комнату часто. Наверное, своими визитами он одаривал не только нас, но полное создавалось впечатление, что честь он оказывает именно 401-ой.

У меня же появился еще один повод считать, будто я получила право на особое расположение.

Трое энтузиастов – Бойков, Янушевич, Фомичев – самостийно стали выпускать стенгазету «Щелчок» – лихой насмешливый листок. Подписывались БЯФ. Загадку эту нехитрую БОС расшифровал моментально и почему-то выбрал меня, обозначив «главвредом». После выхода очередного номера, т. е. каждую неделю, вызывал к себе в кабинет: «Главвред, милейший, и что же Вы прикажете мне делать? Снимать со стипендии?.. Выгонять?.. Я же обязан реагировать на Ваши публикации».

Да нет, никаких репрессий не следовало. На самом деле нас исподволь воспитывали. Шутка ли – две сотни юных особ, недавних школяров, дорвавшихся до самостоятельной жизни. При этом полных амбиций и комплексов, и других личных особенностей. Да еще в неустоявшемся учебном заведении, не имеющем традиций. Да еще на фоне повышенной особливости Академгородка.

Воспитывал нас умный и опытный педагог.

Эти его утренние рейды по общежитию, – многие засони попадали в смешное положение. Чего стоило знаменитое: «Муши-инский, вставайте, не надо ругаться, это я, ваш декан Борис Осипович».

Или общие собрания. Не комсомольские, не профсоюзные и какие еще приняты были в других ВУЗах, но всеобщие. На них решались университетские проблемы, и проходили они в том же ключе – остроумия и свободы. А празднование Нового года всем университетом! Вообще, такой демократии в те годы (даже и «шестидесятые», т. е. «оттепельные») не было нигде, разве что в Физтехе, откуда был сам БОС и кое-кто из молодых преподавателей.

БОС был настоящим нашим опекуном – могу судить по личным со мной беседам.

Он знал, что в школе меня выгнали из комсомола за аполитичность, и считал своей задачей восстановить мой статус.

Вообще, со студентами был дружелюбен, без панибратства, справедлив и строг при любых отклонениях от устоев чести. Его побаивались, вернее, боялись не оказаться достойными. В общении с ним взрослели и, главное, осознавали свое взросление.