В нашем музее:

Соболев С.В.


Ресурс предназначен для просмотра браузером Microsoft Internet Explorer версии 6.0 или выше.



[Список лекций] [Лекция] [<] [>]

От студента до ректора

Студент

1-ая научная студенческая конференция

Потом вывесили списки поступивших. И нам сказали, что будет трудовой семестр – картошка, стройка. Нас посадили в автобусы, и мы приехали в Академгородок. Часть ребят осталась в Академгородке, остальные поехали в Коченево на уборку картофеля. Вот первые впечатления, которые у нас были, они были интересные, радостные, поскольку мы еще переживали сложность экзаменов, обсуждали интересные задачи, было очень много других интересных тем, знакомились, конечно, ну и осваивали сельскохозяйственную технику.

Вот чем меня поразил  сам Новосибирск. Я когда приехал, посмотрел город Новосибирск, я обнаружил много деревянных домов. У нас в Донбассе на Украине я не видел деревянных домов, они были какие-то все черные уже, постаревшие. Ну а деревня она была вся деревянная, а на Украине дома беленькие, все побеленные. Это было первое впечатление. А еще очень яркое впечатление у меня осталось после бани по-черному. Это, вообще, конечно, было нечто удивительное. Я скорее из этой бани вышел более черный, чем туда вошел. Это деревенские впечатления. Также интересно было то, что картофеля в Сибири было много. У нас в Донбассе картофель очень плохой, весь пораженный. Здесь огромные клубни, и когда выкапываешь куст, там почти полведра или ведро картофеля. Дед, который отвозил от нас картошку, показывая на участок земли, сказал: «Эта земля была моя, и здесь всегда была хорошая картошка». Это меня тоже удивило, потому что я никогда не видел человека, который бы говорил, что это его земля. Потом мы вернулись в Академгородок. В это время уже общежитие наше было закончено, вернее одно крыло общежития было сделано. Наши ребята, химики, физики, вымели там все, прочистили, они также занимались обустройством лабораторий в Институте гидродинамики, это было первое здание, которое функционировало. Вообще в это время в Академгородке было три или четыре здания, которые были обустроены. Это по Терешковой трехэтажные здания, напротив базара. Там было три здания и наше общежитие, и Институт гидродинамики. Морской проспект был похож на просеку. Это была широкая просека, где торчали одни пни, а по бокам стояли сосны. Но кроме этого уже везде стояли подъемные краны, я никогда столько кранов не видел, это был десяток или даже более кранов – лес кранов.

Уже было закончено строительство школы, т.е. главного корпуса университета и  одновременно школы. В настоящий момент там находится 3 гимназия. Конечно, библиотека у нас была очень скромная, маленькая, она не была укомплектована. Поэтому на начальном этапе у нас, действительно, возникало много проблем бытовых и в учебном процессе. Торжественное открытие университета было в Оперном театре. Мы вернулись в «Академ-лес», и наступили будни. Нам все время говорили, что у нас будет особая программа, что мы являемся подопытными кроликами. Конечно, мы не понимали, что означает «обычная программа» и «необычная программа». Впоследствии мы, конечно, уже это осознали. Это была очень сложная программа. В лекциях по физике Андрей Михайлович Будкер рассказал фактически, какие  изменения предполагались в программе наших студентов. Первое, что было наиболее существенно, по-видимому, для физиков, было связано с тем, что у нас не было двух кругов обучения физике. У нас не было курса общей физики, а курсы общей физики и теоретической физики были фактически объединены. И вот это усложнение было, наверное, основным камнем преткновения для наших студентов. Нас набрали всего 175 человек плюс 25 кандидатов в студенты, и все физики, математики, механики, геологи учились на одном потоке, нам читались общие курсы. Я понимаю, насколько сложно было слушать эти лекции, например, для химиков, потому что даже для тех ребят, которые выбрали физику, было очень сложно слушать то, что нам рассказывали. Потому что, скажем, в механике в качестве основного учебника нам дали учебник Л.Д.Ландау. И когда мы его открыли, то обнаружили, что там чрезвычайно сложно, там  лагранжианы прямо с самого начала. Вообще говоря, это было, наверно, неправильное решение, да и сама книга «Механика» Л.Д.Ландау была всего одна в библиотеке, которую Б.О.Солоноуцу подарил Л.Д.Ландау, поэтому мы очень рано бегали в библиотеку, занимали очередь и очень счастливые получали эту книгу на 1-2 часа специально  для того, чтобы позаниматься. Это было, действительно, тяжелое испытание. И в какой-то момент даже возникли жалобы на этот курс, и даже приехала министерская комиссия, которая поручила местному педагогическому институту проверить, как преподается физика в Новосибирском университете. Я помню, как А.М.Будкер возмущался, что какой-то преподаватель из пединститута будет проверять его, бывшего профессора Московского инженерно-физического института, как учить физике. Тем не менее, курсы у нас читались всем специальностям одинаковые. У нас была алгебра, математическая логика, матанализ, физика, соответственно, неорганическая химия. Это все то, что нам преподавали наши первые преподаватели.

Надо сказать, что отношение преподавателей к студентам было очень благожелательное, потому что многие понимали, что для не подготовленных  обычных школьников эти курсы были очень сложны.  Я слышал, как семинаристы между собой обсуждали сложность этого процесса, и у них были сомнения в том, что мы действительно освоим эти предметы.

После первой сессии у нас произошел большой отсев, в основном это коснулось ребят, которые были после армии, т.е. льготников, они ушли, и дальше, конечно, нагрузка не уменьшалась, а только увеличивалась. Логика того, что не надо отдельно читать общую физику и теоретическую физику заключалась в том, что, как говорил А.М.Будкер, сначала мы дадим им классическую механику, и они привыкнут к ньютоновой механике, а потом мы будем их тут же переучивать, т.е. со знанием уже теории относительности будем ниспровергать то, что только что преподавали по той же механике.

Ну а кто же нас учил? Учили нас, конечно, первые первопроходцы, которые приехали в Академгородок. В Академгородке было всего несколько жилых зданий, в которых жили наши преподаватели и соответственно сотрудники СО РАН. Очень интересно, что большинство из этих преподавателей было либо уже членами Академии, либо в последствии ими стали.  Ну, если перечислить, например, кто у нас читал, я могу сказать, среди физиков академик А.М.Будкер, кандидаты наук, а в последствии академики Б.В.Чириков, Р.З.Сагдеев, по математике анализ читал П.П. Белинский, геометрию читал Ю. Г.  Решетняк, впоследствии стал академиком, алгебру, логику нам читал академик А.И. Мальцев, химию читал академик А.В. Николаев, аналитическую геометрию чл.-корр. А.В. Бицадзе и т.д. Я думаю, это был тот момент, когда в преподавательском составе университета был самый высокий процент членов российской Академии наук.

Первая сессия была для нас серьезным испытанием, поскольку у нас не было старшекурсников, и нам некому было рассказать, как сдавать экзамены, как себя вести, как готовиться, поэтому первая сессия была некоторым шоком. Тем не менее, мы преодолели все экзамены, и у нас началась обычная студенческая жизнь. В это время у нас также набрали нулевой курс, т.е. набрали ребят на второй курс из других вузов, у нас появились старшекурсники, хотя они большинство курсов слушали вместе с нами.

Ну, что было интересного? К нам приезжали знаменитые ученые, государственные деятели, так например, я помню визит в Академгородок Н.С. Хрущева, П. Л. Капицы, И.Е. Тама, приезжал Е. М. Лившиц. Это было, во-первых, связано с первыми защитами диссертаций. Я помню, как проходила защита докторской диссертации Р.З. Сагдеева. Для меня это было очень интересно, туда можно было зайти, послушать. В совете были и математики, и физики, и как Л. В. Канторович (нобелевский лауреат по экономике) задавал вопросы Сагдееву и требовал от него точного решения, а не оценок каких-то результатов. Мне такая дискуссия была очень интересна, хотя Р. З. Сагдеев говорил, что это же оценки, а Л. В. Конторовичу необходимо было точное решение. В результате один голос против и Леонид Витальевич ушел до утверждения результатов голосования – все рассмеялись.

Я хотел бы рассказать одну интересную историю, которая демонстрирует, как наши преподаватели относились к студентам. Это случай с экзаменом по аналитической геометрии. Накануне экзамена у нас была консультация. В 6 часов вечера она закончилась, мы разошлись, готовились мы в основном по конспектам, тем более что курс Юрий Григорьевич Решетняк читал оригинальный, поэтому посмотреть где-то еще или сравнить какие-то доказательства, у нас такой возможности не было. У меня остался один вопрос по доказательству одной теоремы, и, к сожалению, во время консультации я этот вопрос не задал. И вот в коридоре я пытался спросить у ребят про эту теорему, но никто не мог объяснить мне это доказательство. Мне казалось, что в этом доказательстве есть ошибка. Ну, и уже позже, часов в восемь я ходил в центральной части между кабинетом ректора и учебной частью я ходил и что-то там пытался вспомнить из этого курса. И в это время мне встретился Андрей Васильевич Бицадзе. Он спрашивает: «У вас какие-то проблемы есть?» Ну а я говорю, что у нас завтра экзамен по теоретической геометрии, а я не понимаю одну теорему, и все пытаюсь осознать доказательство. Он говорит: «Ну, заходите ко мне в кабинет», - он как раз исполнял обязанности ректора. Я зашел в кабинет, там висела доска. Он говорит: «Ну, хорошо, рассказывайте». Я с доски стер и начал писать на доске доказательство. Я написал и говорю: «Вот тут у меня есть вопрос, мне кажется, что здесь ошибка». Он подумал, подумал, потом говорит: «Хорошо, стирай! Пиши снова»  Я все стираю, и начинаю доказательство заново. Я написал все снова, смотрю, он сидит, озадачен, не может ничего сказать, думает… потом говорит: «Давай, еще раз, стирай!» Я опять стер, и опять продемонстрировал ему это доказательство. Но и опять я утверждаю, что вот здесь ошибка. Потом он опять думал, думал, наверно, минут пять, потом подошел к столу, набрал номер телефона, (это было, наверно, уже часов девять вечера, это была зима, холодно и темно) и говорит: «Юрий Григорьевич,  вот здесь один студент, он не понял вашего доказательства. Приходите, пожалуйста, в университет, и давайте разберемся, в чем дело». Я, конечно, не ожидал такого поворота дела, меня это сильно смутило, что лектора вызвали из дома, чтобы он пришел и студенту рассказал доказательство своей теоремы. Потом, наверно, минут через 15 входит Юрий Григорьевич, весь морозный, я говорю, что вот такая теорема, такое доказательство. А Андрей Васильевич говорит: «Ну, хорошо, пиши, давай доказательство!»  И я начал на доске опять излагать доказательство этой теоремы. Юрий Григорьевич слушал, слушал, я говорю: «Вот здесь ошибка». Он размышлял минут пять или десять, потом говорит: «Да, вы правы, это ошибочное доказательство». Потом мы разошлись. Это было уже около 10 часов вечера. На следующий день экзамен, мы стоим под дверью. Запускают, как всегда, по одному человеку, кто-то заходит, кто-то выходит. А среди ассистентов, которые принимали экзамен, был Лев Собинин. Это вообще удивительный был человек, он всегда, когда разговаривал со студентами широко улыбался, размахивал руками. Он был где-то под два метра ростом, а руки очень длинные, и он как коршун над студентом кружил и говорил: «Вот сейчас я тебя поймаю», - или что-то в этом духе. И смотрим, он поставил уже три двойки. И тут Игорь, один из студентов, говорит: «Коля, иди, заходи ты, я боюсь идти к Собинину». И я пошел к Собинину. Подходит момент, когда нужно отвечать. Собинин подходит ко мне, начинает задавать вопросы, я рассказал теоретические вопросы, какие-то доказательства, решал задачки, и тут наступил момент истины. У меня в решении было два знака, и он начинает надо мной так кружить и говорит: «Вот объясни, что обозначает первый знак, и что второй.  Если объяснишь правильно, получишь пятерку, если объяснишь неправильно, получишь двойку». Ну, тут я задумался, мне совсем не хотелось получать двойку. Я понял, в чем дело. Я сказал ему ответ, он сказал: «Хорошо!», схватил мою зачетку, подошел к столу, поставил в ведомость и в зачетку оценку «пять» и я вышел из аудитории, и стал спускаться по лестнице, потому что эта аудитория была прямо рядом с лестницей. И вдруг вижу, сзади за мной бежит Юрий Григорьевич, он догоняет меня на лестничном пролете и говорит: «Ну, как?» Он, по-видимому, побоялся, что Собинин поставит мне тоже двойку, как и предыдущим. Я сказал: «Отлично». «Ну и замечательно». Видно было, что он очень переживал, что Собинин поставит мне какую-то не ту оценку. Это вот как раз такой интересный пример из жизни первокурсника.

Это очень тяжело в такой короткой статье рассказать о тех годах, поэтому все, что я буду рассказывать, это скорее фрагменты этой истории. Для того чтобы это написать подробно, и чтобы это действительно было достоверно, потребуется много времени, и написать придется целую книгу. Поэтому я хотел рассказать, какие курсы мне запомнились в университете, и люди, которые читали для нас эти курсы. Особенно важен был курс физики, который читал фактически в основном Борис Валерианович Чириков. Может быть, благодаря ему этот курс оказался таким интересным и читался в течение многих, многих лет на физическом факультете.  Все навороты, которые в начале нам пытались внедрить со сложностями теоретической физики, конечно, это было очень тяжелое испытание для студентов. Но, поскольку Андрей Михайлович читал нерегулярно, а все время летал в Москву – институт тогда только строился – поэтому его очень часто заменял Борис Валерианович Чириков. Его курс отличался тем, что он был очень строгий и четкий, а самое главное, у него всегда присутствовала система оценки, т.е. оценки по порядку величины. Он пытался нам привить чувство физики, и это, мне кажется, было чрезвычайно важно, и это нам позволило пройти весь курс физики без потери правильности оценок и правильности подходов в физической науке. Среди математиков мне очень понравился курс у Льва Васильевича Овсянникова. Это был курс высшей алгебры. Меня поражало, что, когда он читал лекцию, он мог сослаться на формулу номер такой-то лекции такой-то. Он знал наизусть все номера, фактически знал расстановку в курсе каких-то положений. Меня всегда восхищало, что он приходил и начинал следующую лекцию словами, что он закончил предыдущую лекцию тем-то, и после этого брал мел и продолжал читать лекцию. В этом смысле было очень интересно доказательство теоремы Жордана. Она доказывается в течение двух лекций. Меня эта теорема восхитила своей стройностью и тем, как она излагалась Львом Васильевичем. У нас, конечно, были прекрасные математические курсы, и они нам пригодились, и я не могу сказать, что что-либо было нам не нужно, ну в том числе даже математическая логика, которая, казалось бы, для физиков была не так существенна. Но она, действительно, сформировала какой-то подход и логическое мышление, которое потом пригодилось, в частности в освоении компьютеров, программ и т.д. Если говорить о физических курсах, на меня очень хорошее впечатление оказал спецкурс Спартака Тимофеевича Беляева. Это был блестящий курс. Он был блестящий теоретик с очень красивым и четким изложением физики ядра. Из этого курса мне особенно запомнились дипольные, мультипольные возбуждения, которые впоследствии мне очень пригодились для создания теории когерентной устойчивости пучков. Так что даже общие курсы, которые дают представление о структуре науки, они действительно очень полезны в дальнейшей работе физика.

Если вспоминать еще какие-то курсы, был еще один очень интересный спецкурс по физике плазмы. Читал его Роальд Зиннурович Сагдеев. Этот курс мне очень пригодился. Он не был на суперматематическом уровне, поскольку это был только второй курс, и мы много чего не знали, но это было изложение физики плазмы на уровне общей физики с большим количеством оценок, с большим количеством экспериментальных результатов, о которых рассказывал Роальд. И мне в последствии оттуда оказался полезным в работе раздел по ионизационному трению, по кулоновскому трению, тогда я впервые услышал фамилию Чандросикара, и впоследствии, когда мы создавали метод электронного охлаждения, это все мне пригодилось. Кстати, там же в его курсе были очень важные моменты, связанные с затуханием Ландау, с мультипольными возбуждениями в плазме. Собственно, моя кандидатская диссертация была в каком-то смысле обеспечена теоретической основой именно этим спецкурсом.

Если говорить о других преподавателях, очень интересный курс был у Юрия Борисовича Румера. Дмитрий Васильевич Ширков тоже очень интересно читал. Семинаристом у нас был профессор, член-корреспондент Галицкий Виктор Михайлович, он у нас принимал задачи – месячные задания. С ребятами, которые приходили из теоротдела, было очень интересно беседовать. Они на классических задачах квантовой механики показывали методы решения квантово-механических задач, и мне кажется, что это была чрезвычайно хорошая методика обучения человека, как нужно думать, как нужно работать, т.е. какие вопросы нужно задавать самому себе и какие методы могут быть здесь использованы. Ну, конечно, раздел механики, релятивистской механики, который читался Андреем Михайловичем и Борисом Валериановичем, оказался чрезвычайно полезен для меня, поскольку я в дальнейшем работал в методе встречных пучков. Ясно, что без теории относительности накопители и ускорители вообще не могли бы быть созданы. Поэтому, если вот так оглядеться, то все курсы, которые читались у нас по физике, они все оказались очень полезным подспорьем в моей дальнейшей работе. И в заключение, по физической части я могу сказать, что мой дипломный руководитель Юрий Федорович Орлов, он приехал как раз в это время из Еревана в Новосибирск, и общение с ним мне дало очень много, хотя последние полгода моей дипломной работы он уже опять уехал и жил в Ереване, и мы с ним общались, собственно говоря, по переписке. В то время он уже был довольно известный диссидент, один из руководителей Хельсинской группы в Москве. Он был очень активным, резким, нетерпимым, но что касалось всяких физических явлений, мне очень нравилось его желание сделать оценку, показать на пальцах, как-то или иное явление проявляется в физике нелинейных процессов  и в нелинейных колебаниях в ускорителях.

[<] [>]

© ММЦ НГУ 2009