От студента до ректора

После аспирантуры у меня практически уже была готовая диссертация по когерентным эффектам. Ранее я говорил, что всякие нелинейные, мультиполные, когерентные колебания мне были очень интересны еще из курса Сагдеева, поэтому получилась весьма внушительная диссертация с очень хорошими результатами и, вообще говоря, впервые в мире была сделана теория когерентных колебаний, многоаспектная с учетом окружения пучка. Поэтому у меня возникло много интересных предложений. Диссертация называлась «Когерентная устойчивость пучков в накопителях», что, между прочим, мой оппонент отметил, что обычно, делая такие работы, все пишут о «неустойчивостях», а эта диссертация посвящена устойчивости. Это Алексей Александрович Наумов дал мне такую рецензию. Вообще все три оппонента, ведущая организация  ИФВЭ Протвино, А. Н.Лебедев (ФИАН) и Л.Л. Гольдин (ИТЭФ) в отзыве на мою диссертацию написали, что эта диссертация докторская. И Р.З.Сагдеев предложил А.Н.Скринскому решить прямо на совете, чтобы он стал четвертым оппонентом и присудить мне докторскую степень. Но, однако, Будкер в это время был в больнице, у него уже был первый инфаркт, и поэтому принять такое решение никто не мог (не решился). И поэтому, когда Лебедев сказал: «Давайте присвоим ему докторскую степень, он же все идеи свои уже выплеснул», - то Александр Николаевич сказал: «Да нет, у него много идей, хватит еще на много лет вперед!» И Андрей меня тогда спросил: «Ну, а чем ты, Коля, хочешь заниматься?» Я ответил: «Буду заниматься электронным охлаждением». – Он сказал: «О! У Будкера много идей всяких, но большинство из них не получилось. И вероятность того, что электронное охлаждение получится, равна 10^-3» «Ну что ж, тем почетнее будет, если мы реализуем этот эффект».

И потом приблизительно через 7 лет, когда Андрей был опять оппонентом у меня, теперь уже на докторской диссертации по электронному охлаждению, он вспомнил эту историю и очень горячо приветствовал мою защиту докторской диссертации.

Потом в 1969 году после защиты кандидатской диссертации я получил рекордные в мире токи, циркулирующие токи в накопителях, мы создали систему коррекции нелинейности и получили довольно большие позитронные токи. Но эффекты встречи не позволяли нам увеличить светимость, и я вообще стал уже думать, что пора заняться какой-то новой работой, здесь я все понимал, и мне уже становилось неинтересно.

Начиная с 1966 года я, помимо когерентных эффектов работал со Славой Дербеневым, я стал интересоваться охлаждением. Где-то в 65-66 гг., когда появились неустойчивости на ВЭПП-2, я стал думать об обратных связях, о стабилизации пучков. Были сделаны предложения по подавлению когерентных неустойчивостей: продольных, поперечных… И я однажды, уже услышав идею, что Будкер предложил электронное охлаждение, у меня появилась такая мысль: «А нельзя ли использовать обратные связи для подавления когерентных колебаний и уменьшать температуру электронного или позитронного пучка?» Я с этой идеей подошел к Будкеру, потом он сказал Скринскому: «Что ты там идиотов держишь у себя? Ты представляешь, он сказал, что внешним полем можно изменить температуру пучка! Т.е. внешнее поле не может менять температуры, вы можете только сжать фазовый объем, исказить, но не изменить температуру». Я был таким заключением, конечно, обескуражен, но позже Ван-дер-меером было сделано так называемое стохастическое охлаждение, что по сути дела и являлось другим методом охлаждения. Ну и, между прочим, за метод стохастического охлаждения Симон Ван-дер-меер получил нобелевскую премию. Так что не всегда нужно слушать своих руководителей. Т.е. слепое повиновение чрезвычайно опасно. В это время как раз разрабатывалась идея электронного охлаждения. Я был знаком с результатами, поскольку Слава Дербенев в это время делал подробную теорию электронного охлаждения. И, конечно, я отказался от дальнейшего обдумывания стохастического охлаждения, во-первых, из-за реакции Будкера, во-вторых, Саша Киселев мне сказал, что усилителей с такой широкой полосой пропускания нет,   поэтому эта идея дохлая, но и к тому же мне очень понравилась идея электронного охлаждения, там было все ясно, красиво, и я верил в то, что этот метод будет работать в будущем. И поэтому сам уже стал раздумывать об электронном охлаждении. И я пришел к А.Н.Скринскому и сказал, что я хотел бы заняться чем-то другим. И он мне сказал: «Ну, хорошо, вот давай.  Есть проект встречных протон-антипротонных пучков, работай». И в это время нужно было начинать уже разработку накопителя антипротонов. Это огромная машина, тяжелая машина с очень мощным электронным пучком. Все мои мысли сконцентрировались на этой работе. Мы уже начали делать магнитную систему, вакуумную систему накопителя антипротонов. В то время как сам метод еще не был проверен. И выходить сразу на энергию в 2 ГэВ было непросто, потому что машины очень большие, дорогие, поэтому нужно было сначала провести модельный эксперимент.

И.Н.Мешков, А.Н.Скринский и Б.Н. Сухина в это время готовились к эксперименту по электронному охлаждению на ВЭПП-3, но эта машина была очень сложная, чтобы работать на малой энергии, т.е. инжекция протонов была около 1 МэВ и остаточные поля в магнитах, линзах, были столь велики, что им даже не удалось получить циркулирующий пучок протонов в этом кольце. В это время я как раз подошел к Александру Николаевичу и сказал: «Мне не нравится то, что мы делаем большое кольцо, большие затраты и т.д.  а  эксперимент по электронному охлаждению не сделан». Тогда он сказал, чтобы я подключался к экспериментам на ВЭПП-3. Мы пришли туда, и он говорит Мешкову, что Коля хочет подключиться к этой работе, поэтому давайте вместе работать. Мешков стал возражать, что тогда появится много мнений. Мне это очень не понравилось. И я понял, что эксперимент надо делать на отдельной установке, которая не загружена другими вещами, т.к. там, в частности готовились эксперименты на  встречных пучках  с заведомо более высоким приоритетом. И Александр Николаевич сказал, что нужно делать модель накопителя антипротонов. После этого был разговор с Андреем Михайловичем. Он выслушал это предложение. Мне, правда, показалось, что ему это не очень понравилось. Я сказал, что мы готовы из полюсных наконечников сделать модель накопителя антипротонов, сделать маленькое накопительное кольцо с той же геометрией, с  тем же размером и фокусировкой, но только на более скромные параметры – не ГеВы, а магнитное поле, позволяющее провернуть протоны, порядка 100 МэВ. Он поддержал, но сказал: «Давай, делай, но только электронную установку не переделывай» Я согласился, я был готов за малое количество нормо-часов, т.е. с малыми затратами провести этот эксперимент. У него в это время была такая идея, что нужно отдавать эксперименты тем людям, которые экономно проведут эту работу. В конце 72 года было принято решение о создании модели   накопителя антипротонов, и за два года мы сконструировали и сделали основные элементы этого кольца в 73 году у нас уже был первый циркулирующий пучок.

В это время, когда мы стали разбираться с электронной установкой, я понял, что в ней хорошего вакуума с большим током не получить, и поэтому я самовольно принял решение переделать вакуумную камеру электронной установки, но, правда, об этом не сказал Будкеру, хотя Скринский об этом знал. Ну, и потом, когда было уже получено электронное охлаждение, Андрей Михайлович посмотрел, я ему сказал, что вот так-то и так-то, мы затратили 45 тысяч нормо-часов на создание установки, и из них 5 тысяч – на переделку вакуумной камеры электронной установки.

Перед этим наверно, за месяц перед тем, как мы получили электронное охлаждение, он пришел с какой-то делегацией к нам на установку.  Он ее впервые тогда увидел, т.е. через три года, фактически, после того, как было дано «добро» на создание установки. Он сказал: «У! Какая безобразная установка!» Ему очень не понравилась конструкция, но самое интересное было, что в мае или июне была какая-то конференция по физике плазмы. Это было такое знаменитое мероприятие, там были все ведущие плазменщики мира. Он пришел на нашу установку, показал всем и сказал: «Посмотрите, какая красивая установка!» Я ему напомнил: «Андрей Михайлович, совсем недавно вы говорили, что она мерзкая», - а он ответил, что это зависит от обстоятельств.