Ноябрь 1958 года, шестой курс физфака МГУ. Впереди защита дипломов. Но – вначале предстоит распределение на работу, процедура нынешним студентам неведомая, а по тем временам - нетривиальная. И вот мой друг и однокурсник Саша Скринский, с которым отмеряли немало километров в тайге и горах, затащил меня на встречу с Большим Учёным, организатором нового физического института в Новосибирском Академгородке. Эту встречу задолго афишировали. Под неё деканат предоставил Северную физическую аудиторию физфака, что уже само по себе указывало на ожидавшееся большое стечение народа. Так оно и оказалось: судя по заполнению аудитории, добрая половина из пятисот студентов нашего курса явилась поглазеть на это «чудо» из таинственного (для большинства из нас) ЛИПАНа. Правда, «кодовое» название – «Лаборатория измерительных приборов Академии Наук» я слышал от Саши ещё полтора года назад, в прибайкальской тайге, когда, отсиживаясь в тумане и полной неизвестности – удастся ли найти перевал в долину Верхней Ангары – мы вели разговоры «о том, о сём», и о приближающемся времени выбора дальнейшего жизненного пути. Саша как раз в том году пришёл на практику в лабораторию Будкера в ЛИПАНе и вот теперь переживал, что может опоздать к обещанному началу работы.
Спустя солидную паузу, выдержанную, видимо, для придания событию большей важности (типично для Будкера, как я понял позднее), внизу аудитории отворилась дверь, которая вела в демонстрационный кабинет и была предназначена для лекторов. Вошли трое, первый из которых и был ожидавшийся Учёный - Андрей Михайлович Будкер, как сказал мне Саша. Двух других я «опознал», уже работая в ИЯФе – Женя Абрамян, ставший моим первым руководителем, и Вадим Волосов. Массивную голову Учёного «украшала» солидная лысина, что произвело на меня почему-то большое впечатление.
Вместо ожидавшегося рассказа о Сибирском отделении АН СССР и призывов ехать в Новосибирский Академгородок Андрей Михайлович сразу же заговорил о физике – его идея релятивистского стабилизированного электронного пучка (РСЭП), над которой работала его лаборатория в ЛИПАНе, удивила своим изяществом. Через полчаса дошла очередь и до Академгородка – «город в лесу,… коттеджи, но… не для вас: вам приготовлены квартиры в хороших домах…». По тем временам сверхострого жилищного дефицита это казалось чудом. А затем желающим был предложен… письменный экзамен. Аудитория заметно поредела. Оставшимся раздали по три задачи в разных вариантах. На решение отводилось два часа. Помню, мне досталась задача о рассеянии на кулоновском центре. Типичный выпускник физфака МГУ тех лет (каковым я и был) не знал теорему о сохранении момента частицы в центральном поле, а без неё задача, как известно, точно не решается. Но я «выкрутился», дав приближённое решение интегрированием «в лоб», и получил правдоподобный ответ. Остальные две задачи были попроще, с ними я справился. Как рассказывал мне через несколько лет Борис, проверявший мою работу, именно такой «нестандартный» подход и решил мою судьбу – в числе десяти других соискателей меня допустили к следующему «туру» – устному экзамену. Экзаменаторов было двое – Борис, которого я тогда видел впервые, и Геннадий Филимонов, хорошо мне знакомый по летней Альпиниаде МГУ-МВТУ в Домбае минувшим летом. Последнее обстоятельство придало мне больше уверенности, хотя Гена и виду не подал, что отлично меня знает – таковы были «правила игры». Первым вопросом была задача о встречных пучках, которую я решил «сходу», удивив, видимо, «суровых» экзаменаторов знанием закона преобразования четырёх-вектора энергии-импульса. А объяснялось всё просто – в той же Альпиниаде, в свободное от восхождений время, я прочитал «Лекции по теории относительности» Эйнштейна, переведённые незадолго до того на русский язык.
Я так подробно рассказываю об этом событии, определившем мою судьбу, чтобы дать представление читателю о системе отбора «по Будкеру». Тогда кроме меня пройти экзамен сумел только Алексей Онучин. Что поделаешь – так нас тогда учили. К примеру, Саша Скринский, пришедший в лабораторию Будкера ещё на четвёртом курсе, не смог на собеседовании решить «каноническую» задачу о дрейфе электрона в скрещенных полях. Контрастом к этой процедуре отбора выглядело собеседование в Минсредмаше, куда меня пригласили перед распределением. «Ответственные товарищи» подробно расспрашивали меня об участии в общественной работе, занятиях спортом и… ни слова о физике. Это окончательно определило мой выбор. И первый «направляющий импульс» моему движению по «будкеровской траектории» сообщил мне Борис!